Неизвестный этюд И.Е. Репина
В 2013 году в одном из петербургских антикварных магазинов был выставлен на продажу за бросовую цену небольшой портрет1, без рамы, обозначенный как картина неизвестного художника XIX века. Холст был в удручающем состоянии —в одном месте, в верхней части лба изображенного персонажа, он был прорван, небрежно заплатан и грубо затонирован. С первого взгляда было видно, что вещь представляет собой этюд к какой-то будущей портретной работе.
Его поверхность была загрязнена настолько, что лик на холсте едва просматривался. Но светлые глаза изображенного персонажа были написаны так, что у автора возникала необходимость еще и еще раз вернуться к этому портрету. В итоге он включил эту вещь, как и обсужденные выше бюсты Антокольского, в свое небольшое собрание.
Уместность упоминания этих бронз в контексте настоящего рассказа понятна в свете единомыслия Репина и Антокольского, этих двух давних и близких друзей в трактовании эстетических принципов изобразительного искусства.
Элементарная очистка холста от въевшейся грязи и копоти тут же выявила всю его неординарность (ил. 1).
Ил. 1. Обнаруженный холст
Оказалось, что он подписной. Справа внизу на темном фоне проступила еще более темная подпись. В этом месте быстрые пастозные мазки столь рельефны, что кисть художника смогла вывести наискосок, к низу холста, только инициал и две первые буквы подписи: "И. Ре…" (ил. 2).
Ил. 2. Подпись на холсте
Но и этого было совершенно достаточно, чтобы установить имя художника —И. Е. Репин.
Ил. 3. Образцы подписи И. Е. Репина
На ил. 3 приведены образцы его подписи, выбранные нами из тех, что полностью читаемы, поскольку старательно нанесены на светлом и гладком фоне. Они позволяют четко показать известные уникальные особенности подписи Ренина: в ней очень характерны и архаическая рукописная форма буквы "е", и острый верхний левый угол инициала "И", снабженный репинским "флажком", и четко видимая репинская скобка впереди инициала. Все эти особенности фиксируются на данном холсте. Левая палочка составной рукописной "е" наклонена влево и приближена к стволу буквы "Р" настолько, что кажется ее частью, образу как бы латинскую "R". Очень возможно, что именно эта особенность привела к утрате связи старого холста с именем Репина, как только он достаточно закоптился и поменял хозяина в бурные годы первой трети прошлого века. Иным трудно объяснить столь варварское обращение с этой вещью.
Холст, профессионально натянутый на подрамник, не переставляли (ил. 4).
Ил. 4. Оборот холста
На его обратной стороне с трудом можно разобрать остатки надписи производителя на немецком языке: "ECHTES… LEIP…". Возможно, данный грунтованный холст на подрамнике был куплен Репиным в магазине Беггрова на Невском, где он предпочитал приобретать немецкие материалы.
Прежде всего возникла, естественно, проблема определения лица, изображенного на портрете. Костюм на персонаже явно театральный. Изображен, несомненно, престарелый актер, запечатленный в каком-то игровом моменте на тускло освещенной сцене. Как тут не вспомнить репинский портрет артиста В. Д. Ратова (С. М. Муратова). Но какой актер, в какой роли?
Для ответа на этот вопрос было необходимо составить хотя бы предварительное суждение о времени создания вещи. Быть может, подсказка содержится в характерной технике письма с ее быстрым, мощным мазком, в избранном мастером колорите? Репин, как известно, с легкостью менял живописные приемы, почерк, манеру. Использованная в данном случае техника вызывает в памяти этюд "Запорожец" 1884 года и "Портрет В. К. Менка" того же года.
В 1881 году И. Н. Крамской написал портрет актера Александринского театра В. В. Самойлова. Его сопоставление с обнаруженным холстом практически не оставляет сомнений: Репин запечатлел на нем образ именно этого артиста (ил. 5).
Ил. 5. Слева — фрагмент портрета В. В. Самойлова кисти И. Н. Крамского. 1881 г.
Вот только у Репина актер выглядит много старше, и цвет глаз персонажей на этих двух портретах как будто различен. Несколько ниже мы покажем, что в данном случае эти обстоятельства имеют свое объяснение.
Василий Васильевич Самойлов —центральная фигура знаменитой семьи александринских актеров Самойловых. Во вступительной статье к воспоминаниям В. А. Мичуриной-Самойловой2 К. Н. Державин писал:
"В. В. Самойлова без преувеличения можно назвать феноменальным явлением в истории русского театра, явлением европейского масштаба…. Все образы В. В. Самойлова отмечены печатью актерского изобретательства и фантазии. Он обладал виртуозной техникой перевоплощения. В сознании подобного мастерства В. В. Самойлов не мог не ощущать себя неким патрицием, аристократом искусства сцены. Патрицианство В. В. Самойлова было патрицианством цехового старшины, первого мастера своего цеха, своей корпорации. В. В. Самойлов шел путем глубокого анализа, вскрывавшего внутренние побудительные причины сценических поступков его персонажей. Их закономерность он искал в смене психологического состояния образа. Законченностью психологической выразительности отличались столь капитальные создания его творческой фантазии, как кардинал Ришелье и Франц Моор".
В драме Бульвер-Литтона "Ришелье" В. В. Самойлов впервые выступил в 1866 году. Это была одна из лучших его ролей; здесь он проявил все свое мастерство характерного актера. Его кардинал Ришелье, как в фокусе, собирал в себе черты, типичные для эпохи Людовика XIII.
В 1860–870-х годах он, бесспорный первый артист Императорского театра, властвовал на александринской сцене. Каждое его выступление в новой роли становилось в столице значительным художественным событием. 40-летие сценической деятельности артиста было торжественно отпраздновано в Александринском театре 16 января 1875 года. Но затем, не сойдясь с дирекцией в условиях, В. В. Самойлов с большим скандалом покинул императорскую сцену еще в полном расцвете сил и таланта. Петербургская публика разделилась на тех, кто оправдывал действия дирекции театра и тех, кто негодовал по поводу ее мелочной скаредности. После ухода с Александринской сцены Самойлов около пяти лет выступал на клубных сценах и в подгородных театрах. В 1880 году он перестал играть, но продолжал заниматься театральной педагогикой3.
Вернемся теперь к сопоставлению портрета Самойлова кисти Крамского 1881 года и обнаруженного этюда Репина (ил. 5). На последнем актер выглядит одряхлевшим старцем. Значит, он был написан годами позже. У Крамского Самойлов запечатлен цветущим для своего возраста мужчиной в импозантной позе. Действительно, он в 1881 году переживал момент триумфа: новая дирекция театра предложила ему вернуться на императорскую сцену на каких ему будет угодно условиях. Однако, вскоре с актером случился удар, и В. В. Самойлову пришлось навсегда отказаться от возвращения на сцену.
Тем не менее, в 1884 году престарелый и больной актер в последний раз появился перед публикой. Пятьдесят лет назад, 5 октября 1834 года, Самойлов дебютировал на петербургской сцене в роли Иосифа в опере Мегюля "Иосиф Прекрасный". И день в день, 5 октября 1884 года, столица империи торжественно праздновала золотой юбилей его деятельности. В Мариинском театре собрался весь Петербург. Там не мог не быть и И. Е. Репин, к тому времени уже знаменитый, переехавший на жительство из Москвы на берега Невы в 1882 году.
Еще во второй половине 1860-х годов, обучаясь вместе с М. М. Антокольским в Академии художеств, он восхищался игрой великого александринского актера, а в 1868 даже написал картину "Король Лир" с В. В. Самойловым в этой роли.
В великий день 1884 года В. В. Самойлов исполнил на сцене Мариинского театра отрывок из третьего акта драмы Бульвер-Леттона "Ришелье". Благодаря воспоминаниям В. А. Мичуриной-Самойловой4, мы можем поставить себя рядом с артистом в тот незабываемый вечер:
"Я хорошо помню пятидесятилетний юбилей сценической деятельности Василия Васильевича, торжественно отпразднованный в Мариинском театре. Он несколько оправился от болезни и решил тряхнуть стариной —сыграть отрывок из третьего акта драмы "Ришелье". Я была у него в гостях, когда принесли костюм кардинала. Он начал было одеваться, но вдруг зашатался и схватился за зеркало. Я испугалась. "Ничего, ничего, это просто закружилась голова. Вот что значит длинный антракт" —успокоил меня Василий Васильевич. Его семья начала опасаться, что он будет волноваться на спектакле. Когда он появился на сцене, с публикой произошло что-то неописуемое. Овациям не было конца. Было видно, что Василий Васильевич тоже заволновался".
Мы полагаем, что именно этот волнующий момент запечатлен на обнаруженном этюде Репина.
Старый сценический патриций слегка закинул голову, завершая сдержанный полупоклон. В его глазах, в тусклом свете рампы, блестят слезы. Не радости, но прощания и с восторженной публикой, и со сценой, и с самой жизнью5.
Мы можем представить себе взволнованного Репина в тускло освещенным колеблющимся светом мариинском зале, делающего в неразлучном альбоме спешные карандашные наброски. И позже, дома, закрепляющего торопливыми мазками эти эскизы и свое волнение на данном этюдном холсте. (И. Е. Репин не вернулся к этому образу, ему никто в то время не заказал большой портрет актера).
Нам осталось ответить на ряд вопросов, поставленных перед автором этих строк некотрыми искусствоведами. Е. А. Зилотина (Музей-квартира актеров Самойловых в Петербурге) обратила внимание автора на то, что на репинском этюде глаза актера —голубые, в действительности же у В. В. Самойлова они были темными. Этому расхождению можно дать два объяснения.
Первое из них состоит в том, что ошибся при изображении натуры именно Репин, а не Крамской. Репин, по всей видимости, не имел случая наблюдать актера вблизи при надлежащем освещении. Он не портретировал специально Самойлова при его жизни. Художник выполнил известный заказной портрет артиста в только1902 году, по случаю 15-летия его кончины (ил. 6).
Ил. 6. И. Е. Репин. Портрет В. В. Самойлова (фрагмент). 1902
Сопоставление этой вещи с портретом кисти Крамского 1881 года —как будто бы написаны изображения разных людей —показывает, что Репин имел возможность наблюдать Самойлова лишь издали, на сцене. Напомним, в те времена освещение в театрах, было куда менее ярким, чем сегодня. В 1884 году художник не смог бы разглядеть цвет глаз артиста из партера огромного мариинского зала. К тому же, как видим, их делали прозрачными слезы.
А раньше, в 1860-х годах, Иван Репин, бедный ученик Академии, делящий комнату с М. М. Антокольским, мог следить за игрой актера разве что с галерки. (Скорее всего, в компании с будущим скульптором). В 1873–876 годах он пенсионерствовал в Италии и Франции, где воспринял влияния импрессионизма, в 1877 г. вернулся в Чугуев, затем жил в Москве. Можно показать, что и в 1880-х годах, переехав в Петербург, художник не был вхож в дом Самойлова —они принадлежали к разным поколениям. В том 1884 году в "Русской старине", к пятидесятилетнему юбилею В. В. Самойлова, в пересмотренном актером и частично дополненном виде была переиздана его автобиография. Хотя Репин уже приобрел к тому времени широкую известность, Самойлов, сам недурно рисовавший, чьи картины бывали на академических выставках, из художников упоминает лишь К. Брюллова.
Да и В. А. Мичурина-Самойлова вспоминает о посещениях их дома только К. П. Брюловым, И. К. Айвазовским, и малоизвестным художником Ф. Г. Солнцевым. По этой же причине Репин, проживавший в Москве в 1881 году, вероятно, не видел и портрет Самойлова работы Крамского. Она находилась в доме актера и была передана в Третьяковскую галерею только в 1887 году, согласно его завещанию.
Другое объяснение разному оттенку глаз на портретах Крамского и Репина —темные у первого и светлые у второго —состоит в том, что прав именно Репин. Имеется неоспоримый исторический документ —фотография В. В. Самойлова с дочерью, М. В. Самойловой, воспроизведенная в упоминавшихся выше воспоминаниях В. А. Мичуриной-Самойловой 1946 года6. На этом черно-белом снимке актер запечатлен примерно в том самом возрасте, когда его портретировал И. Н. Крамской (ил. 7).
Ил. 7. Фотография В. В. Самойлова с дочерью
Несмотря на не лучшее качество полиграфии тех времен, воспроизведенная в той книге фотография не оставляет сомнений —глаза у В. В. Самойлова были светлые7.
Разумеется, к данному холсту можно предъявить претензии, —если забыть, что перед нами не завершенная работа, а торопливый этюд, где нужно успеть удержать пойманное мгновение.
Обратим внимание: художник на эскизе выделил, тщательно выписав, именно ухо актера, придав ему ту особую роль знакового символа, какую играют подобные детали на полотнах Ивана Никитина. Старый актер уже не видит выцветшими глазами, полными слез, тускло освещенный зал, весь в дробным мельтешении лиц. Он, наклонив голову, впитывает в себя привычный шум восторженных оваций. Только не прочитанному монологу, а всей уходящей жизни.
Этот маленький этюд, на наш вгляд, соизмерим с лучшими вещами И. Е. Репина.
Примечания
1. 24,5х18,5 см.
2. В. А. Мичурина-Самойлова. Шестьдесят лет в искусстве. Л. 1946.
3. И. Березарк. Василий Васильевич Самойлов. Л.1948. С. 133.
4. В. А. Мичурина-Самойлова. Полвека на сцене Александринского театра. Л. 1935. С. 27.
5. После тяжелой болезни актер умер 28 марта 1887 год
6. В. А. Мичурина-Самойлова. Шестьдесят лет в искусстве. Между с. 32 и 33.
7. Указала автору Е. А. Зилотина и на несоответствие костюма на холсте автозарисовке Самойлова в роли Ришелье. Но там актер запечатлел себя (без шляпы и накидки) в далеком 1868 году на александринской сцене. // Там же, с. 128. "Литография. В. В. Самойлов в роли кардинала Ришелье. Собственноручный рисунок В. В. Самойлова (акварель). Из собраний Ленинградского театрального музея". // Вряд ли ничем не примечательный костюм давно покинувшего театр актера столь долго сохранялся и был перенесен в Мариинский театр в день его выступления 1884 года.