(Продолжение Главы 1):
(с. 30)Оно было бы и излишним. Петр отправлялся из Москвы в дальнюю дорогу, как помним, 9 марта, в Великий пост. Царь, несомненно, не преминул исповедаться духовнику перед отъездом. С другой стороны, есть достаточно свидетельств, что никто, прежде всего сам Петр, не предполагал, что его отсутствие в неспокойной столице продлится до следующего Великого поста.
Но уже поздней осенью того года, в Амстердаме, в канун предстоящего посещения Англии, стало очевидно, что царь не вернется в Москву к весне следующего года, к Великому посту. Вот тот момент, когда Петр мог затребовать из Москвы в Амстердам человека, в котором обнаружилась нужда. Подобный прецедент известен, именно так он поступил с Яковом Брюсом. Тот, получив приказ царя, с великим поспешением собрался в дорогу и прибыл в Амстердам 18 декабря 1697 года. С этой оказией мог появиться в Голландии и священник Васильев.
Если эта гипотеза верна, то встреча царя со своим духовником непременно стоялась, поскольку Петр отплыл в Англию только 7 января. Так как священнику на чужбине необходимы средства, его присутствие неминуемо должно оставить след в расходных росписях посольских подьячих. Разумеется, под псевдонимом, по примеру "валентеров" из ближайшего окружения Петра.
1.10. Священник Иван Поборский (с. 30-32)
7 января 1698 года царь Петр с малым сопровождением отплыл из Амстердама в Англию. Великие послы, уже имевшие на континенте аудиенцию у английского короля и штатгальтера (статхаудера) Голландии Вильгельма III, со всей свитой и обслугой остались в Амстердаме. Петр в Англии проявил самый живой интерес к превосходному британскому кораблестроению и к самой стране. По этой причине его отсутствие в Амстердаме, вопреки первоначальным планам, затянулось почти на 4 месяца.
9 февраля царь переехал из Лондона в Дептфорд, городок на правом берегу Темзы, в трех милях от столицы, рядом с Гринвичем. Туда "совсем перебравшись"45, он снял дом по соседству со знаменитой корабельной верфью. Приехав в Англию со всей приобретенной в Амстердаме опытностью корабельного плотника, Петр в Дептфорде, за несколько недель постоянного труда, изучил английскую систему построения судов. Он снял чертежи линейных кораблей и фрегатов, приобрел все необходимые сведения по учреждению верфей, нашел надежных помощников, и с уверенностью в успехе мог бы тогда же приступить к грамотному сооружению российского корабельного флота46.
(с. 31)Тем временем сидение послов в Амстердаме становилось все более томительным. 1 марта Лефорт пишет царю в Лондон: "Если ты изволишь быть в Вену и далее, пора подниматься: далеко отсюда; а если ты не изволишь быть в Вену и /решил/ остаться летом в Английской земле, пора лишних людей отпустить"47. Наконец, не выдержал и второй посол Ф. А. Головин. 11 марта он написал царю: "Умилосердися, мой милостивый государь, естли изволишь еще мешкать в Лондоне, пожалуй меня, раба своего, повели быть (прибыть в Лондон —В.Г.)"48.
Царь простился с королем Вильгельмом III 18 апреля 49, явно рассчитывая вернуться в Амстердам до праздника Пасхи, выпадавшего в 1698 году на 24 апреля. Но он еще трое суток посвятил полезнейшему ознакомлению с монетным делом в Туре и только 21 апреля пустился в путь на яхте "Транспорт-ройяль". Вся свита с багажом следовала за ним на другом корабле. Гринвич миновали без остановки, но Петр опять не мог не задержаться в Вуличе, чтобы пострелять из тамошних пушек. Не мог не остановиться он и в Чатаме, где базировался славный английский флот, поехал туда с маркизом Кармартеном. И только утром 23 апреля царь вернулся на свой корабль и приказал немедленно отплывать. Он мог еще успеть к Пасхе в не столь далекий Амстердам.
Но тут разыгрался жестокий шторм с противным ветром, пришлось вернуться и встать на якорь. Как показывает запись в походном Юрнале, праздник Пасхи встретили на корабле в ночь на 24 апреля. Буря бушевала и на следующий день, но спешивший царь рано утром велел поднять паруса. Однако, ветер пригнал корабли к голландскому берегу столь далеко от Амстердама, что шанс успеть в воскресенье исчез. Теперь царь уже не торопился. Он отправился в Лейден, и только 29 апреля вернулся в Амстердам.
Этим же днем архивный документ зафиксировал возвращение из Англии священника Ивана Поборского50. Почему же Петр, оставив в Голландии великих послов, объективная нужда в которых очень скоро выявилась, взял с собой на остров ученого богослова Поборского, лишив на столь длительный срок единственного пастыря всех многочисленных православных в Амстердаме? Ответ на этот вопрос может дать только анализ объективной необходимости присутствия православного священника в Англии, в окружении московского царя.
Для жителей европейских государств явившиеся из глубин континента московиты были еретиками, которых было бы желательно направить на путь истины в вопросах веры. Такие попытки настойчиво предпринимались и в Голландии, и в Англии, и в цесарской Вене. Царь Петр отнюдь не уклонялся от дискуссий, яростно, как утверждает Н. Г. Устрялов, защищая православие.
При нем священник Иван Поборский выступал, по сути, в роли необходимого официального представителя русской православной церкви. Наконец, сведущий малоросс Поборский был объективно необходим молодому царю при богословских дебатах с представителями других конфессий, и Петр не мог этого не понимать.
Действительно, в Англии царь не раз встречался с англиканскими епископами. Каков был характер их бесед? В 1888 году в одиннадцатом выпуске "Исторического Вестника" была помещена статья русского историка, собирателя первоисточников С. Н. Шубинского. В ней он опубликовал неизвестный ранее документ о пребывании Петра в Англии. Из него видно, что в Дептфорде царь неоднократно беседовал с известным полемистом, епископом солсберийским Джильбертом Бёрнетом о религии и положении духовенства51.
(с. 32)Они вели продолжительные приватные беседы не только на интересный Петру сюжет о встроенности англиканской церкви в вертикаль королевской власти, но и на самые тонкие богословские темы, в том числе восходящие к разделению христианских церквей. Содействие в этих беседах ученого священника Поборского было бы Петру просто необходимо. (Роль же молодого П. П. Шафирова, сына крещенного польского иудея, который также сопровождал царя в Англии, сводилась в тот период, вероятно, только к переводу).
Что касается официальных контактов Петра с англиканским епископатом, то они отмечены в походном "Юрнале". Участие в них Поборского было бы обязательным. Посещение епископами Петра в Дептфорде, зафиксированное в "Юрнале" записью от 22 февраля, было, видимо, последним в ряду подобных встреч: через несколько дней, 27 февраля, царь сам нанес визит архиепископу Кентерберийскому Тенисону. Записи о последующих каких-либо встречах с представителями англиканского священства в "Юрнале" отсутствуют52. Возможно, к концу февраля царь получил ответы на все интересовавшие его вопросы к англиканству53.
Из сохранившихся материалов не видно, сопровождал ли Поборский царя с самого начала его визита в Англию. Но приведенные выше факты показывают объективную необходимость присутствия ученого православного священника Ивана Поборского в свите царя во все время его пребывания в Англии.
1.11. Священник под псевдонимом (с. 32-35)
Вернемся в Амстердам, к посольским людям, так и не дождавшимся возвращения царя и священника Поборского ко времени пасхальных молебнов в ночь на 24 апреля 1698 года. И тем не менее, они состоялись.
В расходных посольских росписях за апрель-май 1698 года имеется запись, удивительная для подобного документа своей таинственностью. (Факсимиле документа приведено в Приложении 6). В разделе росписи пасхальных денежных дарений послов свитским людям читаем54:
"Апреля в 24 день в праздник Светлого Христова Воскресения…. Того же числа по приказу великих и полномочных послов, дано его В.Г-ря жалованья, для праздника Светлого Христова Воскресения, в приказ: священнику, что отправлял службу Божию, пять ефимков;… ".
Упомянутым в этом тексте священником никак не мог быть Иван Поборский, поскольку он в ту ночь доподлинно был с царем на корабле, застрявшем из-за бури у берегов Англии. Таким образом, в Амстердаме, в свите Великого посольства, объявился новый священник. Напомним, он не значился в полном списке посольских людей, составленном при отбытии из Пиллау в июне 1697 года, —ни под собственной фамилией, ни под псевдонимом. Следовательно, он прибыл в Голландию самостоятельно.
(с. 33)Этот священник и заменил отсутствовавшего Поборского на пасхальной службе в Амстердаме 24 апреля 1698 года. В росписи его личность однозначно определена, но без указания фамилии: тот, что "в праздник Светлого Христова Воскресения … отправлял службу Божию". Такого рода "конспиративная" запись дотошного подьячего в документе строгой денежной отчетности уникальна для всего архива Великого посольства. Избранный им способ указания личности получателя средств эквивалентен псевдонимам, прикрывавшим людей, наиболее близких к путешествовавшему инкогнито царю.
Из московских церковных служителей в этот круг мог входить только священник Васильев, духовник царя.
Примем, пока в качестве гипотезы, что праздничную службу 24 апреля проводил в Амстердаме не кто иной, как священник Васильев, призванный царем из Москвы. Тогда возникает вопрос, что он делал в Голландии, в то время как царь с начала января находился в Англии.
Письма царя из Амстердама в Москву, даже с курьерской доставкой, были в дороге несколько недель. Вызванный Петром нужный человек, при всей поспешности, потратит какое-то время на сборы и оформление документов, затем дождется попутной транспортной оказии. Так, упоминавшийся выше срочный вызов Якоба Брюса содержался в письме царя из Амстердама боярину Стрешневу, полученном в Москве еще 31 августа 1697 года. "Подорожная" грамота, выданная Брюсу Посольским приказом, датирована началом сентября. В ответном письме царю Стрешнев сообщал, что Брюс отправится в путь 3 октября, а прибыл он к царю в Амстердам только 18 декабря55.
Поэтому вызов второго священника в Амстердам был отправлен в Москву за несколько месяцев до Пасхи 24 апреля 1698 года, когда ничто не предвещало столь продолжительной задержки царя в Англии и, следовательно, угрозы оставить амстердамских православных на Пасху без священника Поборского. Отсюда вытекает, что таинственный священник был призван не для срочного замещения Поборского, но с какой-то специальной миссией.
Она была краткосрочной, завершившейся к середине апреля, поскольку, как увидим, уже 14 числа этого месяца ему были выданы кормовые деньги на дорогу из Амстердама в Нарву. Эта выдача, состоявшаяся до пасхальной службы, также отмечена в посольской росписи56.
Если получателем дорожных средств действительно был духовник царя священник Васильев, то для фиксации в ведомости его личности подьячий должен был использовать какой-то псевдоним. Его решение было самым простым. Он отметил, что деньги были выданы "священнику Василью" (Так! —В.Г.).
Наконец, сохранилась посольская роспись за апрель —май 1698 года, в которой рядом упомянуты имена и священника Ивана Поборского, и "священника Василия". (Факсимиле документа приведено в Приложении 7). Вот ее текст57:
"Священнику Иоанну Поборскому с приезду из Англии, кормовых денег, Апреля с двадесять девятого числа Мая по двадесятое число и того на дватцать и один день, дватцать один ефимок; да человеку его Обросимку, корму ж на пятнадцать дней, три ефимка; священнику ж Василию с сыном кормовых денег, Апреля с перваго числа по днадесять второе число, на три недели одинадцать ефимков, пять алтын, четыре денги.".
(с. 34)В той же росписи, в подразделе "Подробная запись расходов в Апреле месяце", опять встречаем упоминание сына "священника Василья"58:
"Апреля с 1-го числа Апреля по 8 число … священнику Василью с сыном по девяти алтын,..".
Итак, как видим, "священник Василий" оказался в Амстердаме в сопровождении сына.
Вызов царем в Голландию своего духовника можно объяснить только потребностью Петра в исповеди в Великий пост, наступивший в марте того года. Но, повторим, как мог осуществить свою миссию священник Васильев вдали от царя, находившегося в те недели в Англии? Но ведь задержка царя в Англии была непредвиденно чрезмерна, да и его прощальная встреча с Вильгельмом III в день 18 апреля показывает, что он спешил вернуться в Амстердам до Страстной пятницы.
Впрочем, возможно, и священник Васильев побывал в Англии. Сохранился любопытный документ Великого посольства от марта 1698 года. В нем находим второе упоминание о неком посольском священнике без указания его фамилии. 13 марта вернувшийся из Англии лекарский ученик Иван Левкин привез следующий указ царя: "кто из великих послов похочет побывать в Лондоне для настоящих дел, тот-бы ехал"59. Уже 17 марта 1698 года второй посол Ф. А. Головин отплыл из Амстердама в Дептфорд. Вот как отмечено это событие в бумагах посольства: "по полудни по указу В. Г-ря поехал из Амстрадама в Аглинскую землю, в Лондон, для его В. Г-ря дел великой и полномочной посол Федор Алексеевич Головин с священником и с волонтеры"60.
Можно допустить, что анонимным духовным лицом, упомянутым в этих строках, был вовсе не "штатный" священник Великого посольства Иван Поборский. Ведь его фамилия непременно уважительно указывается в документах посольства: и в росписях выданных ему средств, и в списке лиц, отпущенных позднее из Вену в Москву. К тому же в его вызове в Англию к концу марта уже не было никакой нужды, поскольку контакты царя с англиканскими иерархами, как мы видели, позади.
Выше мы упоминали письмо Джильберта Бёрнета, епископа Солсберийского, от 19 марта. Несколько дней спустя Бёрнет записал следующие строки: "Сюда прибыл царский священник (без указания имени —В.Г.) —истинно святой человек…."61.
Если Ф. А. Головина действительно сопровождал царский духовник протоиерей Васильев, то единственной целю его приезда в Англию мог быть только акт принятия исповеди государя в Великий пост. Тогда его визит должен был быть краткосрочным: продолжительное пребывание рядом с царем еще одного, наряду с Поборским, православного священнослужителя, было бы ненужным и даже неуместным.
Прибывший в Дептфорд посол Головин царя там не застал. Петр, как свидетельствует походный Юрнал, 20 марта отправился плавать по Темзе. Он вернулся только к вечеру 27 марта, и тут же прибывшие из Амстердама люди явились в его дом у верфи62. Вот тогда, при таких обстоятельствах, и могла состояться исповедальная беседа молодого царя со (с. 35)старым духовником. Вероятно, священник Васильев, завершив миссию, без промедления пустился в обратный путь, поскольку уже 1 апреля он был в Амстердаме. Там в этот день он получает на неделю кормовые деньги.
По сохранившимся посольским расходным росписям можно попытаться реконструировать дальнейшее пребывание "священника Василия с сыном" в Амстердаме в апреле 1698 года.
Еще в начале марта царь в письме из Лондона указал готовить к отправлению из Амстердама домой излишних посольских людей и "рухлядь", возложив отбор на третьего посла Возницына63. "Священнику Василью с сыном" были выданы кормовые на дни с 1 по 15 апреля. 14 апреля по приказу третьего посла "священнику Василию" были выданы "дорожные деньги" на отплытие в Нарву. (Вероятно, накануне отправления корабля в Нарву). Позже появляется запись о выделении священнику кормовых до 22 апреля.
Но и в этот срок отъезд не состоялся, поскольку ему пришлось вести пасхальные богослужения 24 апреля, за что опять были выданы деньги. Поэтому "священник Василий" должен был ожидать следующей корабельной оказии. Посольские расходные книги показывают, что во второй половине апреля —начале мая готовились к отплытию из Амстердама в Архангельск четыре зафрахтованных корабля для доставки "принятых иноземцев"64. На одном из них имел возможность вернуться на родину духовник царя.
Как помним, Петра в Амстердаме ждали к Пасхе, его задержала в пути непогода, так что приезд состоялся только 29 апреля. Значит, "священник Василий" должен был до этой даты дожидаться в Амстердаме возвращения царя из Англии.
Немедленно по прибытию Петр занялся энергичной подготовкой упомянутого "конвоя" в Россию, с которым в начале мая были отправлены приобретенные в огромном количестве ружья, инструменты и другие полезные вещи, а также нанятые на службу многочисленные иноземцы и часть посольских, в коих царь больше не видел нужды. Одновременно Петр выбирал тех из них, кого считал целесообразным оставить на ученье в Амстердаме. Вот так в те майские дни 1698 года могла решиться и судьба "сына" приехавшего священника.
1.12. Сын священника Василия (с. 35-36)
В свите Великого посольства было несколько сыновей его участников. Попасть туда они могли только с личного соизволения Петра. Ни один из них не путешествовал в видах развлечений. Все, включая сыновей послов Головина и Возницына, ехали чему-то учиться или выполняли полезные функции в посольских делах. Почти все они —отпрыски старых родов.
Исключением служил мещанин Петр, сын подьячего Михаила Ларионова, назначенного ведать денежными расчетами посольства. Еще в Москве юноша написал челобитную самому царю, которая дошла до Петра. Перечислив заслуги своего отца на службе в Посольском приказе, он испрашивал дозволения ехать вместе с ним в Европу "ради науки цесарского языка". Царь указал включить Петра Ларионова в число посольских подьячих с назначением государева жалованья65.
(с.36)В расчетных росписях посольства личность каждого из молодых людей идентифицирована его фамилией, естественно, без указания степени родства с другой персоной. Поэтому те несколько записей в расходных книгах, где упомянут безымянный сын священника Василия —уникальны для всего массива сохранившихся посольских документов. А ведь московские путешественники на пути в Амстердам пересекали границы государств и потому непременно были снабжены проезжими листами, определяющими их личности. Так что безымянность сына священника может объясняться не только стремлением обеспечить инкогнито духовника царя, но и малолетством его сына.
Но кремлевский церковный служитель не был столь крупной и независимой персоной, чтобы без практической цели и высокого дозволения, по своей прихоти, взять малолетнего родственника в долгое и дорогостоящее путешествие в чужие края. Отсюда следует, что если "сыном священника Василия" в действительности был подросток Иван Никитин, то духовник должен был обратить на него внимание царя еще в Москве.
По всей видимости, священник Васильев был бездетен66. Юный Иван Никитин был ему не сыном, а племянником, точнее, сыном его шурина. Но указание в бумагах такой степени родства было бы излишней педантичностью, которая привела бы в замешательство любого иноземца при пограничном контроле.
Резюмируя вышеизложенное, делаем вывод, что документы Великого посольства позволяют нам с достаточной уверенностью продолжить изучение гипотезы о пребывании подростка Ивана Никитина в Амстердаме в апреле —мае 1698 года. Петр I мог определить его в учение к одному из амстердамских живописцев, как мы видели, в первые дни мая. Нашей следующей целью является выяснение личности этого голландского художника.
1.13. Амстердамский учитель Ивана Никитина (с. 36-37)
Вернувшись в Амстердам 29 апреля, царь со свойственной ему стремительностью разрешил накопившиеся за время его отсутствия вопросы67 и уже 15 мая выехал к Вене.
В эти две недели определять учителя талантливому русскому мальчику осмотрительный царь стал бы только по рекомендации такого амстердамца, чьим суждениям он доверял. Попробуем вычислить подобную личность. Тему голландских друзей Петра I подробно исследовал известный нидерландский историк Йозин Дриссен68. Из них он называет прежде всего Николааса Витсена, одного из бургомистров Амстердама во время пребывания там Великого посольства. Он в молодости бывал в Московии, а Андрей Виниус, с детства живший в России, приходился ему племянником. Интерес бургомистра Амстердама к Московии понятен, ведь торговля с ней была очень важна для этого города. Витсен коллекционировал чудеса природы, у него сложился "порядочный кабинет редкостей, им самим собранных". Но Дриссен не упоминает о наличии в нем хоть каких-то произведений искусства. Зато Адам Сило прославился своими картинами с (с. 37)изображениями кораблей. Он явился к царю с предложением их приобрести. Но Петр оказался, чем сильно обидел живописца, прервавшего сношения с московитом. Большим уважением проникся царь к граверу Адриану Шхонебеку, даже брал у него уроки и пригласил поработать в Москве. Но царь в Утрехте позировал самому Кнеллеру, так что он, конечно, уже понимал разницу между искусством живописи и мастерством гравирования.
Французский гугенот Николас Шевалье был книгопродавцем, издателем "Утрехтской газеты", сам чеканил медали, продавал в своей лавке кофе, чай и шоколад. Состоятельный купец Левиний Винсент собирал коллекцию из naturalia и etnografi ca, раковин, заспиртованных препаратов и насекомых. В 1697 году Петр осмотрел его кабинет.
Более широким кругозором обладал Якоб де Вильде. В его кабинете были коллекции монет, медалей, гемм, древняя и современная скульптура и живопись. Но Петр лишь один раз посетил дом де Вильде, 13 декабря 1697 года, оставив запись в книге посетителей. Зато он часто бывал в мастерской Яна ван дер Хейдена, чей брандспойт служил образцом практического применения научных изысканий в области воздушного давления.
Таким образом, изыскания нидерландского историка Й. Дриссена не позволяют выявить кого-то из многочисленных амстердамских художников конца XVII века, которого Петр, по обыкновению пообщавшись и понаблюдав за работой мастера, мог выбрать учителем для русского мальчика Ивана Никитина.
Однако, в своей работе Й. Дриссен опирался на голландские первичные источники. Судя же по документам Великого посольства, в Амстердаме был еще один местный житель, пользовавшийся полным доверием московского царя. К его советам Петр отнесся бы со вниманием. Речь идет о негоцианте Кристоффеле Бранте, часто выполнявшем деловые поручения Петра в Амстердаме. Он несколько раз упомянут в документах Великого посольства как Христофор Брант. В условиях острой нехватки звонкой монеты при оплате бесчисленных приобретений царя и послов, Брант приходил на помощь, выдавая вексели, которые учитывал купец Эгберт Тесенг69. (Судя по ведомости, ефимки под них принимал в расход подьячий посольства Михаил Волков). Он же приобретал для посольства золотые и серебрянные медали, лекарства и другие нужные вещи70.
У нас нет сведений о том, насколько хорошо Брант разбирался в живописи, но он, несомненно, видел портрет своего отца, купца Энно Кристоффеля Бранта, который написал известный голландский художник Маттеус Вулфрат71. Он, Вулфрат, есть тот единственный амстердамский живописец, чье имя упомянуто в документах Великого посольства. Вероятно, именно Кристоффель Брант познакомил его с русским царем. Маттеус Вулфрат исполнил в Амстердаме неизвестный до настоящего времени портрет Петра I72.
1.14. Маттеус Вулфрат, амстердамский живописец (с. 37-39)
Остановившись на предположении, что "сыном священника Василия" был никто иной, как подросток Иван Никитин, племянник духовника царя Васильева, добавляем в нашу цепь логических построений следующее звено —гипотезу об его амстердамском учителе Маттеусе Вулфрате, единственном живописце, чье имя упомянуто в документах Великого посольства.
(с. 38)В расходной росписи посольства от 11 апреля 1698 года находим: "дано живописцу Матеузу Вулфру за персону его В.Г-ря, которую он писал на меди, (для обрасца наметал), десять ефимков"73.
У Маттеуса Вулфрата есть, вообще говоря, живописные работы на меди, но в данном случае, вероятно, он выступил как инвентор для гравера, нанеся портрет Петра на медную доску.
Судя по тексту записи, деньги художнику были выплачены неспешными посольскими по предъявлению законченной вещи, то есть гравюры с портретом царя. В момент выплаты гонорара сам Петр все еще был в Англии, следовательно, Вуфрат должен был делать свои зарисовки царя еще до его отъезда из Амстердама в Англию в начале января 1698 года.
Маттеус Вулфрат (Matth?s Wulfraet, 1648–727), художник голландского Золотого века, родился в ночь на 1 января 1648 года в небольшом городе Арнеме.
Рис. 2. Маттеус Вулфрат
Его отец, выходец из Германии, был учителем и врачом. Желая, чтобы сын пошел по его стопам, он отдал мальчика в латинскую школу. Но тот больше всего любил рисование. Отец, застав его за этим занятием, наказывал сына.
Но юный Маттеус был упрям. Он начал собирать гравюры и рисунки, а затем напросился в ученики к заезжему живописцу Абрахаму Диепраму (1622–670, Abraham Diepraam). Картины последнего охотно покупали, поэтому отец Маттеуса, наконец, сдался и разрешил сыну продолжить учение. Сведения о Диепраме скудны. Он учился у Адриана Броувера (Adrian Brouwer), стиль которого полюбил и следовал ему всю оставшуюся жизнь. Художник вошел в состав гильдии Святого Луки в Дордрехте в 1648 году, когда ему было 26 лет. Диепрам стал популярным художником малых жанровых работ и продавал многие из них сам в тавернах, где, по сведениям Хоубакена (Houbaken), “спускал” все доходы от продажи картин. Как и у раннего Франса Хальса, кисть Диепрама работает скачкообразно, мазки даже не сливаются, есть свободные линии без связи. Его недоброжелатель Хоубакен утверждал, что стиль художника отражает его образ жизни: он был просто хронически пьян.
(с.39)Диепрам был щедро одарен от природы. Он обладал добрым нравом, но слишком любил побалагурить и пошуметь в тавернах. В его картине "В кабаке" (1665, R?ksmuseum, Amsterdam), написанной в период ученичества Маттеуса (ил. 3), в фигуре слева, обнимающей кувшин с вином, возможно, веселый живописец изобразил самого себя.
Ил. 3. Диепрам. В кабаке. 1665
Юноша привязался к своему учителю, его влияние отражалось в работах начинающего живописца. Но Диепрам все дольше засиживался в компании собутыльников и, к огорчению Маттеуса, все меньше был в состоянии уделять ему внимание. Быструю деградацию учителя, спивающегося на глахах ученика, можно усмотреть в работах Абрахама Диепрама (ил. 4–6).
Ил. 4. Диепрам. Крестьянская драка в интерьере кабака.
Ил. 5. Диепрам. Пьющие и играющие в трик-трак крестьяне в интерьере кабака
Ил. 6. Диепрам. Курильщик и пьяница.
Ил. 7. Диепрам. Интерьер таверни с фигурами пьющих
В его поздней картине "Интерьер таверны" (ил. 7) за спиной завсегдатая, прижимающего к себе обхватом руки большой кувшин с вином, проглядывает размытый контур какой-то фигуры. То ли реальной, то ли мнящейся витающему в винных парах живописцу. Кажется, что пред нами автопортрет художника теперь уже на исходе его жизни. Он умер в больнице в Роттердаме не дожив до 50 лет, по-видимому, от последствий прогрессирующего алкоголизма.
Несмотря на проблемы с учителем, Маттеус Вулфрат в короткое время стал успешным художником. Его сцены веселых кампаний и исторические аллегории пользовались завидным успехом. Он женился, остепенился, и в 1678 году у супругов родилась дочь Маргарета. Когда девочка подросла, отец стал учить ее живописи. В 1681 году семейство перебралось в Амстердам. О возможностях Маттеуса Вулфрата как педагога может свидетельствовать тот факт, что ко времени Великого посольства 1697–698 годов Маргарета Вулфрат уже начала приобретать в Амстердаме собственную известность (ил. 8).
Ил. 8. Маргарета Вулфрат. Портрет женщины с собачкой