26. О достоверности сообщений Якоба фон Штелина (с. 147-148)

Обсуждая опись Ухтомского 1818 года, мы отложили вопрос о достоверности сведений в строках Я.Штелина из его книги 1786 года "Любопытныя и достопамятныя сказания о императоре ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ...". В отличие от сочинения Голикова, проблема доверия к словам Штелина о существовавших в церквах Петербурга картинах Никитина на евангельские темы является существенной.

Эти строки находятся в главе LVIII, озаглавленной "Старание Петра Великаго сделать хороших живописцев из своих подданных". Причина, по которой было отложено обсуждение их достоверности в том, что оно требует пространного цитирования источника.

Текст данной главы, посвящённой в основном Ивану Никитину, открывается следующими фразами (с. 176 - 177):

"Император в бытность свою в Амстердаме зашел в квартиру своего секретаря Никитина, дабы ему нечто повелеть, но не застал его дома, а увидел сына его, мальчика лет четырнадцати, который при неожиданном входе Государя спрятал в карман лист бумаги...".

Затем следует сказание о том, сколь высоко царь оценил рисунок. И повелел он юному Никитину учиться живописи, да отписывать ему об успехах. И далее следует текст, который мы уже частично цитировали:

"Из сего Российскаго ученика произошел потом искуснейший исторический живописец, коего работы и по ныне ещё находятся изящные в разных Российских церквах в Санктпетербурге, и между прочим одно отменно прекрасное изображение Распятия Христова, которое Императрица Елисавета Петровна подарила своему Обер-Егерьмейстеру Графу Разумовскому для его домашней церкви в так называемом Аничковском дворце, где оная и поныне еще находится. Возвратившись Петр Великий из своего путешествия, выбрал много молодых людей из россиян и послал одних в Голландию, а других в Италию для обучения живописи и Архитектуре".

Последняя фраза, как сегодня известно, верна. В конце главы (с.178) Я.Штелин по обыкновению указал источник своих сведений:

"От архитектора Земцова".

Позднейшие исследования показали, что рассказ о встрече царя и юного Ивана Никитина в Амстердаме является чистым вымыслом. С.О.Андросов выразил недоумение, как подобные небылицы могли быть опубликованы Штелиным, причём со ссылкой на М.Г.Земцова, который, разумеется, был сведущ в биографии Никитина. Земцов должен был знать, что амстердамская история с царём и мальчиком Иваном является красивой выдумкой.

Конечно. Земцов-то знал, но знал ли Штелин? Почему знаменитый архитектор на склоне лет попотчевал этой историей академика, сие есть вопрос его отношения к любопытному и легковерному иноземцу. Но Ивану Никитину, сгинувшему в Сибири другу Земцова, наивный его вымысел звучит панегириком. Быть может, то была сознательная попытка заложить основу легенды о русском живописце.

В оправдание Штелина следует сказать, что он тоже не прост, раз неизменно указывает авторов своих сведений.

Возьмём, к примеру, главу LXXXV под заголовком "Петр Первый многих из молодых Российских дворян и мещан посылал в чужие края, для обучения наукам и художествам". Там есть следующие слова: "...из мещан большее уже число посылал за море, между коими посланы Земцов и Еропкин в Италию для Архитектуры, Никитин и Матвеев в Голландию для живописи..". В них неотфильтрованная смесь ценных сведений и ошибочного сообщения о посылке Никитина в Голландию. В конце данной главы Штелин указал источник сведений: " От Адмирала Ивана Лукьяновича Талызина". Как видим, престарелый боевой адмирал не вполне надёжен в своих воспоминаниях.

А вот архитектор М.Г.Земцов не принимал в расчёт ни проблем, созданных им будущим поколениям профессиональных искусствоведов, ни тени на репутацию историка Якоба Штелина.

В силу заведомой недостоверности вступительного анекдота позднейшие исследователи весь текст данной главы штелинского труда сочли недостойным доверия, следовательно, и внимательного прочтения.

Однако, всегда разумно пытаться отделить овнов от козлищ. Действительно, текст Штелина не завершается амстердамской историей, а вклад в него Земцова, вероятно, ограничивается рассказом об этом эпизоде. Знакомясь с книгой Штелина, легко убедиться, что она вовсе не является арифметической суммой записанных воспоминаний очевидцев событий. Академик комментирует, высказывает свои оценки. Вот и в обсуждаемой главе, начиная со слов «из сего Российскаго ученика произошел потом искуснейший исторический живописец..», излагаются соображения самого Штелина. И он, человек для своего времени хорошо разбирающийся в вопросах искусства, дает личную оценку картине Никитина «Распятие Христово». Это обстоятельство и сообщенные им совсем не обязательные детали её бытования и расположения показывают, что он воочию видел эту вещь. Поэтому сообщённый Я.Штелиным, а много позже и Д.В.Айналовым, факт существования этой картины Ивана Никитина на евангельский сюжет нам представляется вполне заслуживающим доверия. Не приходится сомневаться в том, что книга Я.Штелина 1786 года была хорошо известна и А.С.Строганову, и И.А.Акимову. Они должны были знать о существовании картин Никитина на евангельские сюжеты.