10. К вопросу о сбережениях А.Матвеева (с. 185-188)

Имел ли вернувшийся на родину Андрей Матвеев сколько-нибудь существенные собственные сбережения?

Прямого ответа на этот вопрос в документах того времени нет. Однако, совокупность имеющихся сведений о пенсионерском периоде жизни А.Матвеева позволяет прийти ко вполне определённому заключению.

Документально подтверждённая история жизни А.Матвеева начинается с 1716 года, когда Андрею было 14-15 лет, и он оказался в числе петровских пенсионеров, направленных на учёбу в Амстердам и "Брабандию".

Завершая своё второе длительное путешествие за границу, Пётр I вернулся в Голландию в июле 1717 года. Осенью Пётр и Екатерина вместе направляются в Россию, а юный Андрей Матвеев, оставленный в Амстердаме, "идёт в школу".

Так началось его пенсионерство, занявшее половину сознательной жизни художника. В дальнейшем он будет обучаться живописи в Амстердаме в течение 6 лет у ныне малоизвестного Арнольда Боонена (1669 - 1729), затем его переведут в "Брабандию" (Бельгию), где он в декабре 1723 года попадёт в антверпенскую Академию художеств в учение к ныне совсем неизвестному Сперверу.

Наиболее полный обзор и анализ сохранившихся документов, имеющих отношение к одиннадцати годам ученичества Андрея Матвеева в Голландии, сделали авторы монографии "Андрей Матвеев".²⁷

Сведения о жизни А.Матвеева "за морем" исследователи черпали в основном из отчётов "российского агента" в Амстердаме Ягана (Иоганна) Фанденбурга. Это был местный "торговый иноземец", назначенный в 1707 году торгово-политическим агентом России с аккредитацией при нидерландском правительстве. Официально его роль состояла в содействии коммерции русских подданных в Голландии. Однако, судя по его обширной переписке с Адмиралтейством и Коллегией иностранных дел, круг его обязанностей был куда шире. Он получал от Камер-коллегии денежное вознаграждение за сведения, поставляемые указанным учреждениям.

Кроме того, он плотно надзирал за поведением "робят" - малолетних пенсионеров, платил за их обучение, доносил о поведении и нравственности молодых людей.

Это была довольно хлопотная обязанность. Из писем и отчётов Фанденбурга известно, что 25 августа 1717 года ему были отданы "в содержание" 37 русских учеников "разных мастерств". Они жили не только в Амстердаме, но и в Саардаме, Гааге и других городах.

Касательно А.Матвеева, в документах за подписью Фанденбурга содержатся почти исключительно годовые данные о расходах ученика. Но в то же время агент пространно доносит о всяческих нерадивостях и даже проступках других учеников. Авторы монографии уделяют заметное место этим доношениям. При недостатке документальных свидетельств о А.Матвееве авторы, видимо, использовали метод, известный в математике как доказательство от противного. Раз Фанденбург не упоминает Андрея в соответствующем контексте, значит, он-то не пил вина и не бесчинствовал.

Перечень и детали деяний, которые не совершал в Голландии юный Андрей Матвеев, местами поражают воображение. Так, он не сбежал в Петербург, как это сделали на торговом судне ученики "разных художеств" Яков Тимофеев и Степан Боков. Последний жаловался, что- де голландский мастер не учил их строить суда, а заставлял брёвна рубить. Фанденбург же доносил, что на деле они вовсе не хотели работать ни у этого, ни у других предложенных им мастеров. Более того, они "грозились зарезать ножами" указанных претендентов.

Андрей не следовал примеру и иных учеников, которые "изрядно запиваются", "ходят по блудницам" и устраивают "великие драки". Мельничного дела ученик А.Тишинский столь изрядно "запился", что это подвигло Фанденбурга на просьбу к Петру I издать указ о запрещении пьянства.

Не поддался А.Матвеев и влиянию "непотребного человека" Якова Арсентьева, которого было надобно отправить в Петербург, иначе он "протчих учеников испортит". Этот Арсеньев был, как и Боков с Тимофеевым, "великий обманщик и не хотел работать , был много за караулом и хотел своего мастера заколоть ножом, .. имел добрый разум да злую голову".

Но подлинным вместилищем пороков был корабельному делу и плотничеству ученик Михайло Муравьёв. Он - по донесению Фанденбурга - был не только склонен к пьянству, но и всегда был готов затеять ссору, даже со своим учителем. (Последний не ответил на вопрос ученика, есть ли в Саардаме игорные и публичные дома. На заявление Муравьёва, что он "должен быть с какой-либо женщиной", хозяин заметил, что в Саардаме он найти таковую не сможет. Тут ученик предложил следующий выход. "Тогда, хозяин, мне придётся использовать твою жену и дочь, а я за то им дам денег." Далее Фанденбург даёт описание столь безобразных поступков и слов неистового Муравьёва во время запоев, что его действительно должны были бояться все саардамцы.)

Разумеется, в свой амстердамский период малолетний Андрей держался в стороне от подобных великовозрастных сотоварищей.

В то время в отчётах Фанденбурга, как отмечают авторы монографии, "не встречается какого либо порицания по адресу Матвеева".

Основываясь на сохранившихся письмах и отчётах Фанденбурга, авторы монографии дают ёмкую обобщённую оценку пенсионерству Андрея Матвеева в Голландии : он " упорно работал и притом проявил незаурядные способности".

Не совсем ясно, на каких документах основывают авторы утверждение о проявленных Матвеевым незаурядных способностях. Во всяком случае, эти выводы не следуют явным образом из цитируемых ими донесений Фанденбурга, по крайней мере за первые 6-7 лет пенсионерства А.Матвеева (амстердамский период). Но он действительно упорно работал. На последнем, антверпенском, этапе ученичества Андрея, Фанденбург, наконец, достаточно лестно отзывается об его усердии . В письме Екатерине I в октябре 1725 года он сообщал: "Доношу, что он молодец изрядный, и в деле прилежен, и надеется, что он науку свою к совершенному ее императорского величества удовольствию окончит". ²⁸

Из всего вышесказанного мы делаем вывод, что А.Матвеев за годы ученичества вряд ли приобрёл друзей, на поддержку которых он мог бы опираться в дальнейшем. Являясь единственным пенсионером, обучавшимся "художествам", он, вероятно, держался особняком.

Но, быть может, он сблизился с обучавшимися в Голландии "архитектуре цивилис" Иваном Коробовым и Иваном Мордвиновым?

Иван Коробов осенью 1718 года покинул стены Морской академии в Петербурге, где он обучался. По указанию Петра I возглавлявший академию А. А. Матвеев выбрал «для посылки в Италию архитектурной науки двух учеников из молодых робяток, таких, которые выучили геометрию и которые имеют склонность к той науке...». Ими оказались Иван Коробов и Иван Мордвинов. Но их отправили учиться не в Италию, как первую партию пенсионеров, а в Голландию.

И.Мордвинов сначала был в Голландии, затем переведен в Брабандию, в Антверпен. Коробов оказался там несколько раньше. В Антверпене их обучал "И.Иоган Бауршет, шкульптор, архитект, инженер." И.Коробов в письме А.Д.Меншикову 23 января 1723 просит того уговорить царя отправить его в Италию. Не получив ответа, 1 июля 1724 года пишет уже самому Петру I. Он получил ответ в конце ноября 1724 года (почти отеческое письмо Петра I от 7 ноября). Царь велел ему ехать из Брабандии в Голландию. В конце 1724 года будущие архитекторы переехали в Голландию, в Амстердам, о чём они известили Петра I письмом от 15 января 1725 года.

Из сопоставления дат однозначно вытекает, что в 1724 году Иван Мордвинов, Иван Коробов и его сверстник - повзрослевший Андрей Матвеев обучались целый год в одном и том же городе - Антверпене. Затем пути их разошлись. Но на родину они, как упоминалось, вернулись одновременно, летом 1727 года.

Какими средствами они могли располагать в тот момент? Агент Фанденбург строго контролировал "кормовые" расходы учеников. Так, например, из его отчёта конца 1724 года о расходах уже подросшего Андрея Матвеева узнаём, что за истекший год тот заплатил, в частности, 2 гульдена за пару чулков, а за свечи за весь год 3 гульдена и 12 стиверов.

Ввиду задержек переводов денег на пенсионеров из России Фанденбургу приходилось расходовать и собственные средства. В своём письме Кабинет-секретарю А.В.Макарову из Амстердама от 11 мая 1723 года он писал:

"..я все дни прибытия почты ожидаю получения перевода, который мог бы спасти меня от разорения."

Разорение грозило агенту не только из - за задержек с поступлением денег из России. Изложенная выше история с буйным Михайлой Муравьёвым имела продолжение. Фанденбург пытался образумить юношу, в чем ему помогал Толстой: совместно, они его "крепко побили согласно инструкции". Не помогло. Фанденбург решил его спровадить из Саардама в Гаагу. Агент " думал, что он сразу же уедет". Но этому помешал очередной дебош в общественном месте, куда русский ученик явился "со своей девушкой". Вследствие чего Фанденбург должен был выложить из своих личных средств 3000 рейхсдалеров на его лечение. Учитывая тяготы повседневных забот агента, логично предположить, что это были не единственные внесметные расходы.

В письме А.В.Макарову он ставит вопрос об их возмещении: "Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы я получил эту ремиссию, потому что я болен от этой тяжелой работы и без денег мне будет еще хуже, так что даже могу от этого умереть.."

С учётом всех этих прискорбных обстоятельств можно предполагать , что Андрей Матвеев приехал в Петербург без каких-либо существенных собственных средств.